Брюс Уиллис: есть ли жизни после 50

Перед выходом четвертой части приключений Джона МакКлейна Брюс Уиллис рассказывал о жизни героя боевика после пятидесяти.

— Вы пересматривали прошлые части "Крепкого орешка" перед тем, как взяться за следующую?— Первая мне до сих пор больше всего нравится. Во второй мы очень старались. На третьей нам крупно повезло, потому что с нами согласились работать Джереми Айронс и Сэмюэл Л. Джексон.

А четвертая часть будет, по-моему, лучшей из всех. Этот фильм как минимум такой же, как первый.

— Но вы же давали слово больше не сниматься в боевиках?— На самом деле я ждал, что кто-то обновит жанр. Когда мы сняли первый фильм, режиссер Лен Уайзман еще гонял по двору в коротких штанишках. При этом он фанател от "Крепкого орешка" и в 14 или 15 лет даже снял собственную версию. Так что на съемочной площадке я ему вручил пистолет и сказал: "А ну-ка, покажи мне, как это было в "Крепком орешке" 1988 года!" Я, конечно, сильно рисковал. Можно было нешуточно облажаться. Но я уже могу сказать, что мы сделали все правильно, фильм получился отличный.

— Что вы можете сказать о приметах времени в фильме? Что изменилось в "Крепком орешке"?— Спецэффекты изменились, но главный герой остался таким же. Он просто постарел, а его крыша съехала еще сильнее. Настоящим календарем "Орешка" служит его дочь. В первом фильме Люси МакКлейн было пять лет. Маленькая девочка, которая сказала "Папа, вернись", теперь выросла, стала студенткой колледжа. По ней можно мерить течение времени в "Крепком орешке".

— Как по-вашему, почему ваш герой Джон МакКлейн так популярен?— Потому что ему все по фигу. Он обычный парень, которого можно встретить в кабаке и выпить с ним. Он не слишком серьезно относится к самому себе — точь-в-точь как я.

— Проблема терроризма как-нибудь повлияла на этот фильм?— Естественно, нам этот вопрос приходилось решать так, чтобы не задеть память погибших 11 сентября 2001 года. Мы на этом не спекулировали. Этот фильм, как и все остальные, — о победе добра над злом. Я видел только одно кино, где главный плохиш в конце ушел, он назывался "Генри: портрет серийного убийцы" /Henry: Portrait Of A Serial Killer/ (1990). Не знаю, видели вы его или нет, но это очень неприятный фильм — именно из-за такого сюжетного поворота.

— Как сейчас обстоят дела с политкорректностью и цензурой? Приходится ли сдерживаться больше, чем в старые добрые времена?— Разница в том, что на предыдущие фильмы могли ходить подростки с родителями, а нынешний попал в категорию "дети с родителями". При этом именно в четвертом "Крепком орешке" самое жестокое мочилово за всю историю сериала.

— Но пришлось меньше ругаться?— А куда деваться.

— То есть можно показывать кровищу, но если пару раз выругаться, то сразу начинается цензура? И что вы по этому поводу думаете?— Это лицемерие. Мне кажется, что это просто смешно, но это все-таки только мое личное мнение.

— Трудно выполнять трюки теперь, когда вам за пятьдесят?— Еще как! Я уже немолод, восстанавливаться приходится гораздо дольше. Но я снимался в трюковых сценах наравне с молодежью, честное слово. Мне на съемках досталась пара шрамов. Один — вот: я ударился головой, пришлось наложить 24 шва. Но мне нравятся эти мелкие сувениры.

— А что еще у вас осталось от "Крепких орешков"?— Я весь фильм ношу майку-алкоголичку.

— Какой из трюков вам дался тяжелее остальных?— Трюков было много, и ни одного простого. Там есть одна сцена драки с Мэгги Кью — она играет одного из врагов, — мне приходится терпеть, пока она меня колошматит, чтобы не дать ей убить моего напарника. Он там что-то мутит с компьютером, поэтому мне приходится дать себя избить и таким необычным образом задержать ее. Лен Уайзман отлично продумал эти трюки, и вся визуальная концепция фильма вполне соответствует требованиям XXI века. Вообще-то у меня есть каскадеры, я же не супермен. Я, например, не могу спрыгнуть с крыши высотки и приземлиться на капот машины, это всегда делает кто-нибудь другой.

— Есть ли жизнь после пятидесяти? Чувствуете себя настоящим мужчиной?— Каждый день все лучше и лучше. Глупо надеяться на бессмертие, но при этом я всерьез рассчитываю, что наука поможет мне продлить жизнь. Вдруг ученые через десяток лет придумают что-нибудь такое, что позволит нам всем прожить лет 150. Кто знает. Нет смысла даже пытаться предсказать, что будет с тобой через полгода. Мы все знакомы с людьми, которые рассуждают так: "А, ерунда. Займусь этим после шестидесяти". А время ни в коем случае нельзя принимать как должное. Жизнь — невероятно ценная штука. Теперь-то я понимаю это гораздо лучше, чем когда был ребенком.

— А как личная жизнь после пятидесяти?— Я так и не понял, что такое любовь; иногда мне кажется, что я уже все освоил, но по большей части это для меня темный лес. Так что я до сих пор холост.

— Что бы вы назвали своей лучшей работой? И еще назовите парочку своих худших фильмов.— Не, ребята, рассуждать о том, что не нравится, — это ваша работа. А я назову те фильмы, которыми я доволен. Это "Криминальное чтиво" /Pulp Fiction/ (1994), "Шестое чувство" /Sixth Sense, The/ (1999), "Двенадцать обезьян" /Twelve Monkeys/ (1995). Еще очень давно я снимался с моей бывшей женой Деми Мур в фильме "Смертельные помыслы" — его мало кто смотрел, в кассе он собрал мало, но мне нравится мой герой в этом фильме. Если вы его не видели — посмотрите, он хороший. Потом я еще снимался в фильме "Стреляный воробей" /Nobody's Fool/ (1994) с Полом Ньюманом. "Смерть ей к лицу" /Death Becomes Her/ (1992) тоже было весело снимать.

— Есть ли какая-нибудь роль, которую вы еще не играли, но хотели бы?— Нет. Да и что это за роль, которую я еще не играл? Я снимался в самых разных фильмах. Сейчас вот вышла "Планета страха" /Grindhouse. Planet Terror/ (2007), над которым я работал с Робертом Родригесом. Я сам фильм еще не смотрел, но говорят, что это какой-то хоррор.

film.ru